Вот и чего я добился? Настроение испортил себе под выходные… Знал же, что бесполезно. Только стоял и выслушивал этот ор от шефа. Всего-то намекнул этому психу, что надо бы прибавить зарплату. В прошлом месяце он выгнал двоих, а я за них теперь вкалываю. Естественно, не успеваю. «Ты ещё должен у меня в ногах ползать! За ними вслед пойдёшь!» А куда? С рабочими местами проблема. «Ползать я должен…» И поползёшь тут.
Пополз домой, медленно потягивая пивко из банки. Почему медленно? А торопиться некуда. Никто нигде меня не ждёт.
Вот что хорошо в нашем городишке – полно зелени. Порой думаю, что слишком много. Заросли, как в лесу, хотя это такая аллея, я бы даже сказал – скверик возле районной больницы. Зато сейчас, в начале октября, клёны так красиво увядают.
Сел на скамеечку, допил пиво. Пустая банка полетела чётко в стоящую неподалёку урну. Мог бы стать баскетболистом. Шутка.
Загляделся на воробьёв. И вдруг слышу: «Вот, посиди с этим дядей!» Я что ли «дядя»? До того пока называли «молодым человеком»! Обернулся. Со вкусом одетая женщина не сильно средних лет дежурно мне улыбнулась и, отойдя в сторону, принялась с кем-то говорить по телефону.
В инвалидной коляске рядом со мной остался сидеть мальчишка лет десяти. В фирменной джинсовой куртке и кургузых бриджах. Обе его ноги были в гипсе. Да, вот уж не повезло пацану. Впрочем, его взгляд совсем не страдальческий. Он заинтересованно смотрел по сторонам, и наконец глянул на меня.
И что меня дёрнуло с ним заговорить? Отвернулся бы, не заметил… Встать надо было и уйти. Нет ведь, решил проявить сочувствие:
- Больно?
- Уже привык – ответил он.
- Ничего, до свадьбы заживёт. Скоро будешь бегать.
- Да, врачи говорят то же самое. А я не хочу.
- Ну, не хочешь бегать, будешь ходить, как все люди.
- Не хочу, как все люди.
- В смысле?
Он как-то подозрительно уставился на меня, так что стало даже неловко.
- Вы летали когда-нибудь?
- Летал. В основном по командировкам, правда.
- Нет, не самолётом, я имел в виду самостоятельно.
- Ну, это во сне…
- А я не во сне.
Боже мой! Везёт мне сегодня на ненормальных. Хотел улыбнуться, но побоялся его обидеть. Встретив его чистый взгляд, я подчёркнуто заинтересованно спросил:
- И как же ты летаешь без крыльев, без двигателя?
Он как будто удивился моему вопросу, заёрзал в своей коляске.
- Ну вот вы плавать умеете?
- Да.
- А у вас нет ни плавников, ни хвоста…
- А при чём здесь это? Совсем другое дело.
- Да то же самое дело. Руки в стороны, напрягаешь спину, отталкиваешься и летишь!
- Ну, ладно, так нельзя, – я всё-таки не сдержался и усмехнулся.
- А вы пытались?
- Да чего пытаться? «Рождённый ползать летать не может!» Кто сказал? Максим Горький сказал. Слыхал?
Мальчишка пожал плечами, но продолжил уверенным голосом:
- Я тоже не думал, что могу. Это случайно выяснилось.
Он снова оценивающе на меня глянул, но всё же решил поделиться:
- После операции меня выписали домой. Было очень обидно: на дворе – лето, а я в четырех стенах… И постоянная боль, и не знаешь, как лучше улечься в койке. Раз среди ночи я совсем измучился. Повернулся на живот и раскинул руки. Меня пронзила боль, я напряг позвоночник и очень-очень захотел, чтобы хоть чуть полегчало. А мне вдруг стало легко так, что я поднялся над кроватью. Сначала удивился, испугался, а потом подумал, что надо сдвинуться. Как-то взмахнул руками – и медленно полетел в метре от пола прямо к окну. Окно было открытым – тогда были душные вечера. И я вылетел на улицу. Сразу рухнул вниз, но сказал самому себе: лети! И перестал падать, двинулся вперёд. Хорошо, что меня не замечали: с этой стороны дома почти никто никогда не ходит, да и время позднее. Ног я не чувствовал. Руками направлял повороты и мысленно отдавал приказы: выше – ниже. Не рассчитал и поднялся, наверно, метров на двадцать. Вот уж перепугался. Пошёл резко к земле, прямо на фонарь. Но ничего, увернулся. Понемногу обвыкся. Думаю, а вдруг сейчас всё кончится? Минут десять полетал – развернулся назад, опять в окно – и в комнату. Аккуратно «приземлился» на кровать. Всю ночь не мог заснуть от новых ощущений.
Днём заставлял себя уснуть, но получалось плохо. И болело всё, и так, мысли разные в голову лезли… А ночи короткие. Пока дождёшься полной темноты, все глаза разотрёшь. В полночь опять вылетел! Старался держаться выше фонарей, чтобы не заметили снизу. Над парком полетал, над площадью, потом мимо Аниного дома…
- Аня – это кто?
Парнишка сразу запнулся, нахохлился, оборвал рассказ:
- Девочка одна… Не важно…
Я думал, что он совсем замкнётся после моего бестактного вопроса, но он продолжил:
- Через два дня я уже не смог терпеть и рассказал всё маме. Она сначала перепугалась, а потом почему-то заплакала и начала меня гладить, жалеть. А на другой день повезла меня к психиатру. Там он меня щупал, смотрел голову, смотрел снимки рентгеновские, картинки какие-то показывал, спрашивал ерунду всякую… Больше я маме ничего не говорил. Вылетал ночью, а днём отсыпался.
Он смотрел перед собой и машинально крутил пуговицу на куртке. Женщина всё болтала по телефону, отвернувшись от нас, в полной уверенности, что со мной её сыну ничего не угрожает. Парень опустил голову и продолжал:
- Потом ещё две операции. Давно. Ноги уже лучше. А вот летать хуже стало. Иногда прямо упираюсь, упираюсь, а лечу еле-еле, тихо, низко. Никак выше фонарей не поднимаюсь… Боюсь, заметят… Хорошо, что живём всего лишь на третьем этаже.
Он так убедительно говорил, как будто действительно летал. Холодок пробежал по спине, и я передёрнулся.
- А как ты тут оказался?
- В больницу ездили, на осмотр. Мама звонит дяде Андрею, чтобы нас забрал домой. Он отъезжал по делу.
- Это её брат?
- Нет, это её муж.
Парень опять насупился и отвернулся. Я почувствовал, что вот сейчас у него сильно упало настроение.
- У-у-у! Не нравится дядька?
- Не нравится, – резко ответил он.
- Раз мама с ним, значит вместе им хорошо. Надо с этим смириться.
Мальчишка весь напрягся и заговорил тихо, чтобы мама не слышала:
- А я не хочу с этим мириться. У меня папа настоящий есть. Но она теперь не позволяет с ним встречаться. Считает, что это из-за него так случилось со мной… После их развода я ещё год ходил к нему. И в тот раз к нему бежал… Машины не заметил… Только папа ни при чём!
Последние слова он почти прошипел сквозь зубы, потому что женщина уже приближалась и, подойдя к нашей скамейке, произнесла сладким голосом, наклонившись к сыну:
- Андрей едет.
Она взялась за спинку коляски и повезла мальчика в сторону дороги, не поблагодарив меня. Впрочем, за что, собственно, меня благодарить? Мальчик повернулся назад, выглянув из-за спинки кресла, и помахал мне рукой. Я в ответ тоже поднял руку.
Через минуту показался чёрный «лендровер» и остановился там, где стояли мои нежданные знакомые. Глядя на крутой автомобиль, из которого вышел этакий мэн в дорогом прикиде, я подумал: «Ну, паренёк, с этим ты точно поправишься, будь спок!»
Пока мужик суетливо усаживал мальчика в машину, потом запихивал коляску, я не выдержал и подошёл к его матери:
- Извините, – начал я смущённо. – Ваш сын сказал мне, что умеет летать…
Она удивлённо глянула на меня колючим взглядом, и явственно проступили куриные лапки возле её карих глаз. Женщина, казалось, впервые проявила интерес к моей персоне. Видимо, почувствовав запах пива изо рта, оценив мою потёртую куртку и дырявые джинсы, она проговорила неожиданно откровенно, как говорят со случайным попутчиком, не ожидая следующей встречи:
- Странно, что он поделился этим с вами… Страшная история… Сын попал под машину. Переломы обеих лодыжек, а ещё и сотрясение мозга. Черепно-мозговая. А насчёт «летать»… – она запнулась, но продолжила всё тем же уверенным голосом: – Галлюцинации появились у сына через неделю после выписки из больницы. Точнее, он о них сказал мне через неделю.
- Значит, вы считаете, что это… (я поискал определение помягче) выдумки?
Показалось, что женщина обиделась:
- Ну, вы же взрослый мужчина!
Она села на переднее сиденье и захлопнула дверь. «Дядя Андрей» перестал нетерпеливо барабанить пальцами по рулю. Парнишки не было видно за тонированными стёклами. Машина тронулась, вырулила на трассу и быстро скрылась за придорожной зеленью.
***
Ну, надо ещё баночку оприходовать. Я последовал к неподалёку стоящему киоску с продуктовой лабудой. Но окошко оказалось закрытым, хотя свет внутри горел. Пришлось постучать. Потом другой раз, понастойчивей. Окошко всё-таки открылось, и хриплый мужской голос проговорил недовольно:
- Закрыто, не видишь?
- Пожалуйста, два пива.
- Закрыто, говорю!
- Почему? Времени только семь часов. Вам что, жалко? Деньги не нужны?
- Покупателей нет. Я что, из-за одного тебя сидеть буду? «Деньги...» Что ли хошь у меня машину купить?
В окошко показалась скуластая физиономия. Оглядев меня убийственным взглядом, физиономия спросила:
- Какого надо пива?
Я назвал марку и положил деньги.
- Сдачи нет.
- Да ладно, ничего! – проговорил я, хотя очень хотелось треснуть по этой грубой морде.
Сухая рука с проглядывающими венами выставила две банки, которые я еле успел подхватить.
- Спасибо!
Окошко захлопнулось, я отошёл, и через минуту свет внутри киоска погас. Сразу стало заметно, как темно на улице. Фонари тускло освещали проезжую часть дороги, а растущие рядом деревья с еще не опавшими листьями не пропускали свет на тротуар. Прохожих не было, несмотря на ранний вечер, но идти в полумраке всё же не очень приятно. Весь народ говорит, что город тонет во тьме, но властям пофигу. Вроде даже и деньги выделили ещё в прошлом году, и что? Всё попилили и – привет электричеству!
Пройдя ещё немного, я присел на скамейку, которая каким-то чудом оказалась на свету и почти не поломана.
Открыл банку. Пиво с шипением выплеснулось на руку. Блин… Присосался к отверстию и короткими глотками выпил содержимое. Поискал урну. Нету. Поставил банку на асфальт. Вторую открывал уже с осторожностью, держа её подальше от себя. Откинулся на спинку скамейки, прикрыл глаза, потягивая прохладный напиток, приятно согревавший желудок и дурманящий голову. Замелькали события этого дня, знакомые лица…
…А вообще у того парнишки интересные фантазии. Или глюки? Карлсоном себя вообразил. Нет, Бэтменом. Хотя ведь говорят, что глухой – лучше рисует, слепой – лучше слышит. Может и правда – безногий лучше летает. Хм, смешно. Мечтает он… А мне вот не о чем мечтать. Руки-ноги есть, слышу-вижу хорошо, работа есть, пиво есть. Папа-мама есть. Своя семья… Ну, будет ещё. Мне и тридцати нет. Подумаешь, шеф наорал. Да и хрен с ним. Утрёмся, не в первый и не в последний раз. Завтра и не вспомню. Вон у парня ноги не работают – это проблема. Как там, у Хаяма: «Я был в обиде на Творца, что не имел сапог, пока не встретил молодца, который был без ног». Нечего гневить судьбу. Всё у меня нормально.
Неужели я сказал это вслух, потому как услышал, будто эхо: «Всё нормально?»
Я вздрогнул, выронив недопитую пивную банку, и обернулся на неожиданно прозвучавшие слова. И вздрогнул снова. Теперь уже от удивления. Рядом со мной сидел тот самый мальчик. Он был одет в тёплый спортивный костюм.
- Это ты? – пролепетал я, лихорадочно пытаясь вспомнить его имя. – Но откуда ты?.. Как же ты?..
Он сидел совершенно спокойный и счастливый.
- Я же говорил, что могу летать. Мама оставила окно открытым, и я вылетел. Летел мимо, смотрю – вы всё тут сидите…
Это наваждение? Я дотронулся до мальчишки. Он смущённо снял мою руку со своего плеча. Его ладонь была реальной и тёплой.
- Но это невозможно… А ты не двойник, в смысле – не близнец? И где же гипс? – спросил я, словно всё остальное виделось в порядке вещей.
- Под штанами! – он постучал по синим то ли спортивным, то ли пижамным штанам, и послышался характерный глухой звук.
- Но как?..
- Я же говорил: надо напрячь спину, развести руки и представить, что взлетаешь…
- Да брось ты!..
- Ну вот же я, сижу с вами рядом… Полетели со мной!
- Нет, серьёзно?
Он, смеясь, начал меня сталкивать со скамейки. И руки его оказались сильными.
- Вставайте, вставайте. Нужно только решиться! Просто оттолкнитесь от земли и напрягите спину.
Словно заворожённый, я поднялся, расправил руки, напрягся всем телом и подпрыгнул. И... земля благополучно притянула мои ноги к себе.
- Да нет, – разгорячился мальчишка. – Надо не подпрыгивать, а оттолкнуться. И почувствовать, что ты можешь! Ну не знаю, как ещё объяснить. Попробуйте со скамейки. Всё поближе к небесам…
Он вздохнул, видя, как я скептически гляжу на него. Жёлтый свет фонаря падал на его лицо, отчего казалось, что парнишка сияет сам. Он заговорил так, будто я был малышом-несмышлёнышем:
- Ну давайте я полечу, вам покажу. А вы – следом.
Он встал. Он встал! Понимаете? Если бы не видел этого сам, не поверил. И это не всё. Мальчик чуть согнул ноги в коленях, развёл руки в стороны, поднял голову к совсем тёмному уже небу и оттолкнулся от асфальта панели.
Полетел. Полетел! Тело его вытянулось параллельно земле, руки чуть двигались, словно выруливали на взлёте, и он медленно начал подниматься над кронами деревьев. Когда он взлетел метров на десять и оказался уже выше фонарей, я вскочил на скамейку.
Неужели это так просто? Всего-то – раскинуть руки. Так! Напрячь позвоночник. Так! Зажмуриться, для пущей уверенности. Так. Оттолкнуться! И…
По-че-му?!
Полёт был недолгим. Моё тело смачно хряснулось на асфальт.
Как больно! Запрокинув голову, я пытался разглядеть в небе моего нового знакомого. Увы – в насыщенной вечерней синеве не видно ни пятнышка. Только сияли тусклые головы фонарей.
Я перевернулся на спину и замер с распростёртыми руками, а потом разразился внезапно нахлынувшим смехом. Безумным смехом, истерическим, до слёз.
«Ну как, как можно было на это повестись? Дебил!»
- Молодой человек, вам плохо?
Я разлепил глаза. Надо мной наклонилась какая-то толстая тётка. Я приподнялся, сел, обхватив руками колено, спиной опершись на сиденье скамейки.
- Мне нормально, – сумел произнести я, преодолевая всхлипывания от смеха: – Идите, идите!
Тётка пробурчала: «Пьяный, что ли?» – и пошла своей дорогой.
Пересесть на скамейку не было никакого желания, хотя заднице быстро стало холодно. А в голове вертелась фраза: «Рождённый ползать летать не может!.. Рождённый ползать… Ползать?..»
Досада стремительно перерастала в гнев. Кровь жарко запульсировала в висках. Я вскочил. Наверное, слишком резко. Потому что внезапно почувствовал, как земля ушла из-под ног.